История

Ереван пришел к осознанию своего значения к 1926 году. Именно тогда на главной ее улице — Абовяна — началось строительство гостиницы с очень предсказуемым названием≪Ереван≫. За спиной города была не только 27-вековая история взлетов и падений, но и совсем недавние трагедии — гражданская война и Геноцид.

Город, каких-нибудь 10 лет назад даже не приютивший, а, скорее, вобравший в себя караваны беженцев, вдруг поверил в обещанное светлое будущее и с какой-то наивной детской поспешностью приступил к его строительству. И начал с гостиницы. Проектировщиком здания стал главный архитектор Еревана Николай Буниатян — человек, который отлично знал архитектуру самой прекрасной из армянских столиц — города Ани, поскольку участвовал в ее раскопках в составе экспедиции академика Николая Марра; человек, который впоследствии стал автором десятков построенных в Армении знаковых зданий. Одной из первых и стала гостиница, сданная в эксплуатацию в 1928 году.

Ереванский зодчий Александр Таманян к тому времени уже разработал новый генплан города, но ни одно из зданий, которым вскоре суждено было стать визитными карточками Еревана, пока построено не было. И четырехэтажная гостиница стала ереванским небоскребом. Однако не только в высоте была его неординарность. Уж очень это здание было неожиданным для города — слишком разноцветным, слишком торжественным и нарядным, позволительно будет сказать, слишком классическим в своем неоклассицизме. ≪Ереван≫ радикально изменил представления Еревана о комфорте.

ANCIENT HISTORY AND HOSPITALITY TRADITIONS

На трех его этажах располагалось 78 просторных, хорошо обставленных комнат, 10 из которых — номера люкс, и только одна — общежитие с 15 кроватями. На первом и подвальном этажах расположились все мыслимые в то время пункты обслуживания — кухня и кондитерский цех, ресторан и автостоянка, канцелярия и прачечная, парикмахерская и валютный киоск, фотосалон и библиотека. Словом, гостиница, конечно, была средоточием всех важнейших ереванских событий в силу своего прямого предназначения. Но, пожалуй, куда важнее было другое — она стала вполне реальным, буквально ощутимым воплощением столь эфемерного доселе будущего. И оно, это будущее, было уже не за горизонтом, а за углом.